Экспедиция. Письменный и художественный отчёт о пу - Страница 35

Я провёл где-то несколько месяцев, летая вокруг большого северного ледникового щита, которая покрывает северный полюс Дарвина IV. После трагической гибели двух наших учёных и из-за непредсказуемого характера полярной погоды я получил предупреждение (но не запрет) относительно любых попыток исследований, требующих преодоления ледниковых массивов; поэтому я удовольствовался исследованием пространств тундры на равнине Гудзона.

Большая часть моих путешествий происходила во время месяцев полярных сумерек на Дарвине IV. Бесконечный сумрак позволял значительно легче замечать животных, потому что биологические огни живых существ были видны постоянно. Тем не менее, они были не единственным красивым источником света. Часто в вышине над ледниковым массивом мне было видно огромное, блистающее полярное сияние, которое мигало и мерцало, создавая великолепный фон для пиков B14 и B15. Замечательная игра света, отражающегося от ледяной поверхности ледника, казалось, вдыхала в лёд сверкающее подобие жизни.

Монопедалии Дарвина IV – главным образом фильтраторы воздуха. Исключение здесь – это желудкомёт, свирепый хищник, который выбрасывает свой желудок из ротового сфинктера и набрасывает его поверх своей добычи, словно сеть, а затем медленно втягивает его внутрь, переваривая незадачливую жертву, пока она ещё пытается освободиться.

Целыми днями я летел над зарослями низкорослой голубой хлыст-травы и подушками полярной точечницы, которые выглядели так, словно были изображены в технике пуантилизма; ледник постоянно находился по левую руку от меня. Часто я обнаруживал области, исчерченные вдоль и поперёк следами волочения, мало чем отличающимися от тех, какие оставляют обитающие в предгорьях килевые брюхолазы. Размеры следов и отпечатков передних конечностей, однако, не были похожи друг на друга, и я предположил, что это два разных вида.

Однажды рано вечером я разглядывал не предвещающие ничего хорошего просторы поверхности ледника, и вдруг заметил на расстоянии примерно пятидесяти километров ряд крошечных пятнышек. С такого расстояния я не мог точно сказать, были ли это куски льда или живые существа; я подрегулировал кабину ’конуса, чтобы увеличить изображение, но из-за темноты разрешение было плохим. Я пообедал, немного расслабился, а затем добавил оборотов турбовинтовому двигателю. Я хорошо представлял себе опасности, связанные с путешествием по леднику, но рассудил, что не собирался путешествовать слишком далеко.

Я поднялся, чтобы лучше разглядеть стопятидесятиметровый край ледника, поверхность которого, казалось, сияла нагоняющим страх молочно-белым светом. Как и во время своих более ранних облётов, я заметил многочисленные отверстия маленьких тоннелей в ледяном утесе. Они располагались группами, но в их распределении я не мог различить никакого явного принципа.

Когда я приблизился к группе из тридцати или около того «неровностей», мне стало видно, что, как я того и ожидал, это были не особенности поверхности льда, а неподвижные живые существа, обитающие на льду. Каждое из них было заключено в прозрачный мешок, который, в свою очередь, примёрз к поверхности ледника. Эти мешки были около трёх метров в длину, гладкие, твёрдые, яйцевидной формы. Похоже, они уже какое-то время находились на этом месте. Хотя мешки слегка просвечивали, я не смог разглядеть очертаний существ, заключённых внутри них. Было заметно, что там что-то шевелится, но к моим сканерам возвращался лишь очень слабый сигнал: большая часть их лучей отражалась от странных непроницаемых мешков.

В течение следующего часа я практически не продвинулся в исследованиях. В конце концов, признав своё поражение, я развернул аппарат в обратную сторону и возвратился в тундру.

Прошли недели, прежде чем я, движимый любопытством, вернулся к тому месту на леднике, где находились неподвижные существа. Было начало полярной весны, бледные солнца стояли низко над горизонтом. Из тридцати с лишним особей, которых я заметил ранее, осталось лишь пять. Все, кроме одного, освободились от своих мешков, и их преображение было поистине замечательным.

Вместо скрытных, невыразительных затворников, поставивших меня в тупик, меня встретили четыре панцирных существа, деловито поедающие свои мешки-оболочки. Все они сидели верхом на сброшенных и сморщенных мешках, а не видимые мне ротовые части высасывали оболочку, пока от неё, в конце концов, ничего не осталось.

Пятое существо, казалось, только и ждало возможности продемонстрировать мне процесс сбрасывания оболочки. Когда я наблюдал за ним, его несколько сдутый мешок начал расширяться. Явно раздутый выдохами существа, мешок увеличился до поразительного размера, прежде чем лопнуть со смешным хлопком воздуха, выбросив облако холодного пара. Внутреннее давление, наверное, было достаточно большим: свидетельством значительных усилий животного были двадцать минут отдыха, которые сопровождались глубокими вдохами и выдохами пара.

Ледолазы, оказавшиеся на виду, были практически такими же загадочными существами, как и во время нахождения в своих мешках. У них совершенно не было видно ног, и даже головы; каждое животное было полностью покрыто плотно пригнанными друг к другу, но всё же сохраняющими подвижность пластинками брони. И не было никаких деталей, которые могли бы подсказать мне, где у них была голова, а где хвост.